Юрий Иванов-Милюхин - Абреки Шамиля [СИ]

— Вас уже домой не загонишь, — набросился он на братьев. — Почему вечерять не приехали?

— Тю, батяка, да мы тут только что поели, — воззрился на отца Панкрат. — А что случилось?

— Ничего… Петрашка, садись на коня и скачи за мной, нечего тебе здесь делать.

— Батяка, я по своим друзьям соскучился, — заартачился было тот. — Дай хоть словом перемолвиться, почти год не виделись.

— На конь, я сказал, — вышел из себя полковник. — Тебе еще доучиваться надо, а ты тут сам под пули лезешь…

Ночью Дарган долго не мог заснуть, заново переживая тот неравный бой, заставивший его впервые в жизни забыть даже о собственном сыне, сражавшемся с отрядом неподалеку от его сотни. Тогда он ради спасения остальных казаков повел своих подчиненных не на поддержку Панкратовой группы, а совсем в другую сторону, сам себе пообещав вернуться к нему со скорой подмогой. Он не ведал, как обстоят дела у хорунжего, которого направил на вызволение сидевших в засаде пехотинцев. Мысли были лишь об одном — вырваться из горского железного кольца. И сотник ломился со станичниками напролом, как обложенный капканами матерый бирюк.

И сейчас Дарган в который уже раз мысленно снял папаху перед своей Софьюшкой, благодаря ее за светлый ум. Он с изумлением приходил к пониманию, что не казачьи кровавые игрища являются в этом мире главными, и не стремление к подвигам, а еще что–то такое, разумное и светлое, отчего просторнело в мозгах, предлагая начать вершить судьбу по новому. Свою и своих детей. Но для этого требовалось переосмысливать жизнь целого народа, к которому он принадлежал. А это было тяжело. Он терзал подушку, рвал ее зубами, стонал, не ведая про то, что Софьюшка давно проснулась и тоже металась думами о нем самом. Он снова и снова бросался в тот роковой бой, стараясь найти там ответы на свои вопросы. И не находил.

А тогда случилось вот что…

Приданный батальону русских пехотинцев, отряд терских казаков вслед за ними перешел Терек по временной переправе и углубился на неспокойную территорию. Размягченный февральской оттепелью, снег поскрипывал под копытами коней смоченной в спирте хлопковой ватой, взятой из палатки при госпитальном обозе. Путь воинов лежал через Гудермесский аул к высокогорным чеченским селениям, с которыми Российская империя никак не могла найти общего языка. Если равнинные чеченцы еще как–то терпели присутствие на их землях России, то горные джигиты не переносили его на дух, признавая лишь османов с арабами, обративших их в ислам четыреста лет назад. А когда–то непокорные горские народы, живущие в этом благодатном краю, тоже были православными и находились они в подчинении другой империи — Византийской. Теперь же вместе с дагестанцами, тоже из заоблачных аулов, они нападали на идущие в Азербайджан, в Грузию, в Персию и Османскую империю воинские части и вырезали солдат, не давая пощады никому. Воины аллаха под зелеными знаменами ислама появлялись внезапно, порубив не успевающих применить оружие пехотинцев в капусту и прихватив с собой все, что плохо лежало, они исчезали как мираж в пустыне, только заснеженной. На каждой дороге батальон ждала засада, из–за каждой складки местности раздавались выстрелы. И сколько карательные русские отряды не проверяли сакли в близлежащих аулах, следов разбойников они так и не находили. Требовалось во чтобы то ни стало отыскать базу немирных горцев и переломить обстановку, иначе идти вперед, так же, как и поворачивать назад, было бы некому.

Пехотный подполковник вызвал к себе командира терцев сотника Дарганова:

— Это черте что, мы попали в какую–то немыслимую западню, из которой не видно никакого выхода. А ведь мы еще не вошли в мирный Гудермесский аул, что же ждет нас в Аргунском с Шалинским населенных пунктах? — бегая по кабинету, нервно размахивал он руками. Затем остановился, просяще уставился на казака. — Что вы можете нам предложить, голубчик? Срывается не только исполнение приказа, но я скоро весь личный состав положу. А это верная отставка.

Сотник снисходительно посмотрел на метившего в полковники сытенького офицеришку, огладил светлорусую бороду и сказал:

— Я уже говорил вам, ваше высокоблагородие, как надо поступать с абреками, но меня никто из ваших офицеров не желает слушать.

— Как же так, когда за советом я сам призвал вас к себе, — притворно поджал губы подполковник Он помнил рассуждения этого диковатого на вид бородача, но никогда не придавал им значения.

— Наказать их надо, да так наказать, чтобы век под свои черкески заглядывали.

— Но как это сделать! — толстячок воздел пухленькие руки, он не совсем понял, о чем хотел сказать стоящий перед ним горец, только с русскими корнями и думами. — Здесь невозможно ни наступать по общепризнанным законам войны, ни развернуть артиллерию, чтобы нанести сокрушительный удар. У этих племен нет ни армий, ни оборонительных сооружений, а бить по мирным аулам нам никто не позволит. Разбойники как дым от пороха — возникли и сей же секунд развеялись.

— Я подсказывал вам решение, — сотник обхватил ладонью рукоять кинжала. Он знал, что разведка батальона прочесывала дорогу до самого Гудермесского аула, но никаких следов бандитов на ней она не обнаружила. — Когда их крепко накажешь, тогда они становятся покладистей. Все татарцы навроде норовистого жеребца, пока его хорошенько плетью не отходишь, потуда будет кусаться и стараться лягнуть копытом своего хозяина.

— Ну да, вам, батенька, должно быть виднее, вы с этими басурманами живете бок о бок, — с подозрением оглядывая казака с ног до головы, покивал толстым носом командир батальона. — И что же вы, в таком случае, можете нам предложить?

— Надо выследить, в каком месте они чаще всего устраивают засады и на том рубеже накрыть их самих.

— Как все просто… Но на словах, голубчик, пока только на словах.

— Дозвольте этот маневр провести нам, ваше высокоблагородие, — чувствуя, что веры ему столько же, сколько и горцу, покривился сотник. — Нам не впервой сталкиваться с чеченскими вертлявыми приемами.

— Пусть будет по вашему, господин сотник, — как–то скрытно ухмыльнулся коротышка. — Хочу вас все–таки предупредить, что если из вашей затеи ничего хорошего не получится, то всю отвественность за срыв наступления я возложу на вас.

Подполковник подтянул живот и надул полные губы, отчего стал похож на вылезшего из норки и вставшего на задние лапы суслика. Шевельнув нагайкой в правой руке, сотник спрятал за усами оскорбительную усмешку и вышел из палатки. Ему здорово хотелось дать волю чувствам и выругаться покрепче, но он твердо усвоил, что в Российской империи каждый сверчок крепко сидел на своем шестке.